Как-то осенью, проезжая по служебным делам в китайский город Маньчжоули, я зашел в небольшой домик, находящийся недалеко от пограничного контрольно-пропускного пункта и использующийся для встреч с официальными пограничными представителями.
В домике проводился ремонт. Работало несколько строителей, а один солдат занимался рисованием на стенах традиционных для монголо-китайского участка пейзажей.
Солдатик, небольшого роста с бурятскими чертами лица, профессионально обращался с красками и мазок за мазком вырисовывал сопки с домиками и редкими деревьями на фоне ультрамариновой синевы горизонта.
Я обратил внимание на то, что кроме сосредоточенности в лице его чувствовалась какая-то грусть. Не все же время человек должен улыбаться. А в армии, кто поинтересуется, что у солдата на душе? Замполит? Да разве ему душу откроешь? Открой, а потом это будет предметом разбирательства по комсомольской линии.
– Что случилось, солдат? – спрашиваю я. – Ярко-синее небо всегда пробуждает светлые чувства и стремление куда-то лететь навстречу солнцу.
Вероятно, похвала нарисованному небу была сказана настолько чистосердечно, что она и затронула мысли солдата:
– Да, надо лететь, скорее надо лететь. Бабушка позвала меня к себе.
– Подожди немного. Скоро закончишь работу над картиной, получишь отпуск, поедешь и проведаешь бабушку, – успокоил я его.
– Нет, бабушку проведать нельзя, надо к ней идти, – сказал художник.
– Ну, правильно, приедешь в отпуск и проведаешь бабушку, – согласился я.
– Бабушку проведать нельзя – она умерла пять лет назад. – хмуро сказал солдат. – К ней надо идти.
– И я о том же говорю: приедешь в отпуск, сходишь на могилу бабушки, проведаешь ее, – поддержал я его.
– У нас не знают, где могила умершего, – пояснил мне солдат. – Тело заворачивают в шкуру, кладут на повозку и пускают повозку в степь. Лошадь чувствует мертвеца на повозке и несется вскачь, пока тело не упадет на землю. Значит, это место уже было приготовлено свыше. Но, когда умерший родственник позовет тебя, надо к нему идти, без большой нужды к себе не зовут.
Было что-то странное в его рассуждениях о бабушке и умерших родственниках. Я позвонил замполиту его подразделения и попросил, чтобы солдат не оставался один: лучше, когда рядом будут друзья, которые как-то помогут скрасить чувство грусти.
Когда я через два дня возвращался обратно в Россию, то узнал, что на следующее утро солдат-художник повесился на фоне пейзажа.
Приехавший за телом сына отец сказал, что пейзаж очень похож на те места, где жила его мать и где подолгу гостил его сын.
Никаких претензий к командованию части высказано не было. Как объяснил отец, он ждал вызова, чтобы ехать за телом сына.
– Сын написал мне письмо, – сказал внешне спокойно отец, – что ему приснилась бабушка, говорила, что очень соскучилась по нему и звала к себе. Мы все любили маму, а он больше всех.

Олег Северюхин